Записки грибника - Страница 15

— Третью часть.

— Мастер. Дозволь так величать. Ты наверно сам не раз ходил с обозами и по рекам сплавлялся и бывало что не раз спать ложились без горячего, дождь идет, иная непогода, а та штука что зовется самовар, позволит готовить горячее даже на море при качке, немцы с руками оторвут. Им ты и сможешь первые свои самовары продать, задорого. Так что половина.

— Так сколько я их смогу сделать то? — Он готов был взвыть от отчаяния.

— Я тебе говорил что работаю головой? Я подскажу что и как сделать чтоб можно было и одному работать. Но лучше с первой продажи возьми себе помощников толковых.

И я рассказал как и из чего делать. Нарисовал углем чертеж на доске. Времени это заняло немного.

Они сидели с обескураженными лицами на которых было написано 'так просто' Там только один пустяк был важен, качество, качество и ещё раз качество.

Для начала, надо было сделать валки и начать катать листовую медь. Без неё цена будет запредельной, точно игрушка для богатых. Или покупать готовую. Что тоже дороговато выходит.

— Если так просто, — Никодим переглянулся со Степаном, другие посмотрят и такие же делать начнут, цена упадет.

— Да и бог с ней. Сколько они один самовар делать будут?

— Хороший мастер дня за три один сделает.

— а с помощником? А с двумя, с тремя с десятью…

— Это зачем столько дармоедов?

— Есть способ. Надо чтоб каждый делал только что-то одно. Один отливает из бронзы краники, второй их очищает и полирует, третий припаивает. Если делать одному то в день ты их сделаешь, ну… с десяток…

— Полтора.

— Хорошо, полтора. А три человека сделают сорок пять, в день.

— А зачем так много?

— А за тем что другие в это время, один уголь жгут. Если покупать не хочешь, другие корпуса паяют, топки готовят, лудят, трубы вертят. А последние мастера собирают все готовые части вместе, и выходит не один за три дня, а десяток в день. Те за свой самовар захотят рубль, а ты свой за полтину отдаешь, так у кого быстрей купят? Ещё и очередь будет. А на что ты краны льешь?

— Для бочек.

— Никодим сможешь мне трубки спаять? В палец, — выставил мизинец, — или в половину этого.

— Надо попробовать, большие делал, такие маленькие… нет.

Он ещё одну штуку должен будет сделать, котел и змеевик для самогонного аппарата. Для моих задумок был нужен спирт.

'Ну не знаю, как выглядит ректификационная колонна изнутри, только снаружи. На фига мне на даче эта хреновина, когда пошел и купил… Купил один такой. Буду перегонять пару раз, и очищать углем. А ещё мне нужны медные трубы, хочу сделать нормальный душ'

— Ладно, пора и честь знать, Степан, домой едем?

Уже прощаясь, попросил Никодима, раскатать тонкий лист олова, толщиной как и медный. Он пообещал сделать.

Уже за воротами, когда садился в телегу, хлопнул себя по лбу. Обозвался кретином и попросив Степана обождать чуток вернулся обратно. Ушедший было хозяин, вернулся, — Забыл что?

— только один вопрос, чем ты лудишь медь?

— Подожди, — Он ушел в сторону мастерской, через пару минут вернулся, неся в руках стеклянную склянку, протянул мне. Я забрал, понюхал, и сердце радостно забилось. Она родимая, кислота, за плотность не ручаюсь, но всегда выпарить можно. — Ты у кого её берешь? Мне её с кувшин надо. Можешь купить для меня?

— Ну, ты и жук, Федор, дай тебе палец, отгрызешь по локоть. Завтра приходи. — Он забрал у меня свой пузырек, а я поблагодарил и ушел.

Обратно доехали нормально, если закрыть глаза, забыть, про нещадную тряску поджопного транспорта, добавить капельку запаха бензина, точно Москва — час пик. Еле ползем, со всех сторон оклики, суета, гам, вместо клаксонов смачные матуги. Отдельные обороты даже очень интересны… Сцепившиеся две груженые повозки, обступила толпа зевак, городовые стрельцы, исполняющие роль гаишников, растаскивают вцепившихся в бороды мужиков, попутно отгоняя любителей халявы, решивших под шумок спереть с возков пару кульков. В конце концов, надавали всем по шеям, коня тоже досталось, одного гаишника за плечо прикусил, согнали к обочине. Дальше не рассмотрел, проехали мимо. До стрелецкой слободы…

Слобода, Замоскворечье это, практически напротив кремля, чуток в сторону. Когда мы выезжали из неё, меня поразил земляной вал и патруль из десятка стрельцов, маленькая сторожка, отодвинутые к стене рогатки, практически военная база. Со своей инфраструктурой, кожевенники, шорники, кузнецы, оружейники, коновалы… Маленький город в городе, крепость.

— Федор! Федор, ты что оглох? — Толкнул меня в бок Степан, — Зову, зову, а он сидит с открытыми глазами и лыбится.

— Задумался.

— А вступай в стрельцы, вчера, когда в приказе был…

— Нет, не получится. Я кто без роду, звания…

— Ерунда это, деда моего и не спрашивали, хочет он или не хочет. Взяли из деревни и сюда привезли, нарезали кусок земли, дали полтора рубля на строительство усадьбы, сказали — стройся, живи. Ему ещё повезло, что сюда попал. У городовых, так совсем всё плохо, денег платят мало, ржи с овсом треть от нашего дают, пищаль за свои деньги покупают, припасы к ней, а нам дважды в год сукно дают. Женишься, детишек заведешь…

— А пришибут где? И что они по миру пойдут?

— Не пойдут. Отец мой не пошел, когда дед сгинул, за место него служить пошел.

— И сколько годов ему тогда было?

— Пятнадцать.

— А тебе сколько?

— Двадцать четыре, я уже семь лет службу несу, пока не жалею. С измальства к ней готовился, вот и этот, — Он положил руку на голову Андрея, — Ежели со мной что случится, моё место займет.