Записки грибника - Страница 47

— Туточки, твоей рукой, писано, что тебе надобна ртуть, один кувшин на две гривны и сорок два золотника, а так же пух хлопковый один берковец. Селитры ты просишь…

— Епифан. Я знаю что написал, зачем ты мне всё это повторяешь? — Писал, правде не я, а Ванька, но под мою диктовку.

— пять пудов, масла купоросного, четверик. Меди катанной один пуд, олова в слитках, пол пуда.

— Епифан, уймись ты за ради Христа. Да помню, я чего просил, там дальше про железо сказано.

Он поднял на меня взгляд, смотря поверх свитка, который держал в руках, — Не торопи, меня. Я спросить должен, все ли это тебе надобно для дела или ты для себя казну взять хочешь.

'Моя первая заявка на расходные материалы, корпел над ней неделю. Три дня переписывал набело. Просил только самое необходимое, но по принципу 'проси больше все равно на хрен пошлют'

И тут явление Христа народу'

В голове щелкнули ролики по шарикам, включаясь, — А что, проверять будешь, куда и сколько класть буду?

— Зачем тебе столько пуха хлопкового? Для чего берешь? Что из него делать будешь?

Ещё на показных стрельбах, проверяющие обратили внимание, что при выстреле совсем мало дыма, но потом как-то вопрос замялся, все были увлечены рассмотрением деталей. Мои запасы ваты подходили к концу, вот и решил не мелочиться и взять больше, все равно казна платит. — Зелье с него особое делаю. С него пищали сильно стреляют.

Епифан кивнул, соглашаясь, — Зачем так много, берешь? Дорого получается.

— Что дорого? Десять пудов? Ой, не смеши, меня. Мне это всего на две седмицы работы.

— Пять пудов, и за каждый золотник ответ дашь. — Безапелляционно подвел черту, срезая заявку вдвое.

— Масло земляное, две бочки. А это тебе зачем? Смолой обойдешься, пуда хватит?

— Епифан, мне масло земляное надо, мне смола не нужна. — Я готов был биться за две бочки нефти.

— Раз не надо, значит не надо.

— Надо. Только мне масло в бочках надо, я не собираюсь, эту вонючку в факелах жечь.

В ответ он поднял на меня взгляд и уставился, требуя пояснений.

Вздохнув, положил на стол кусок недоеденной курицы, вытер руки и полез в комод стоящий у стены, аналог местного сейфа, достал свою заветную папку. — Епифан, то, что я тебе сейчас покажу, про это никому говорить нельзя. Даже не знаю, можно ли тебе простому писцу смотреть на это. Ежели ворог или иной тать про это узнает, тебе тогда писец будет. — Его кислая морда вытянулась, в глазах погасла последняя свечка разума, потом затеплился какой-то огонек.

— Странные ты речи ведешь, Федор, — Он покачал головой.

— Что тебе, странного? Будешь смотреть? Или пойдем в тайный приказ и ты скажешь что свейкий подсыл. Две бочки надо. Две, одна мне не нужна, мало этого будет.

— Что мало? Да за одну только ртуть, аглицкие купцы, семь рублев просят, а за два с половиной фунта пуха, хотят пятак, берковец обойдется в восемь рублей, бочка масла земляного…

— Когда меня на работу взяли, сказали что пищаль мою скорострельную, хотят у стрельцов видеть. — Я стоял перед ним и чуть ли не размахивал, папкой, в которой у меня лежали чистые листы бумаги, купленной вчера. Собрался сегодня вечером, посидеть порисовать, надо было продумать пресс, штамповать гильзы. Это было как раз просто, я не собирался делать автоматизированный станок, достаточно было посадить туда одного из моих учеников, положил заготовку, дернул рычаг, маховик провернулся и встал. Переставил деталь ручками, дерни по новой и так пока не получиться готовая гильза. Государство, платит, только здесь была одна закавыка, маленькая такая, если я не справлюсь, все потраченные средства, выбьют из моей спины вместе с мозгами из головы.

'Вот бы такую систему да в современную Россию. Тогда бы депутаты точно перестали бы стеклить себе курилку за народные деньги, а морозили бы жопы как и все'

Что-то отвлекся. Лицо Епифана приобрело нормальный цвет, он открыл рот, собираясь заговорить.

Я не дал, продолжил. — Я сейчас на тебя жалобу напишу, что такой-то, такой-то, мешает мне, мастеру, сделать пищаль особую, скорострельную. Мне всё надо, как по твоему мне её делать?

Выдай мне деньги, пойду и куплю все, что мне нужно.

Препирались мы долго, ушел Епифан от меня крайне обиженным и раздраженным, наверно хотел откат получить. А тут ему не обломилось. Он ещё не знает, как я все заказанное принимать буду. Вот уж где у меня эти крысы канцелярские попляшут. После его ухода, доел свой холодный обед, долил в кружку чай (на удивление нормальный, но дорогой, собака) до окончания перерыва, оставалось ещё время, банда помощников, а ля учеников ещё не пришла, и можно было спокойно посмаковать дорогой напиток.

Откинувшись, на стенку, завешанную дерюгой, окинул взглядом свое место работы. Оно мне нравилось всё меньше и меньше, мало того что проходной двор какой-то, каждая сволочь норовит засунут нос в дверь, так ещё встанут над душой и начинают сопеть. Это полбеды, что нельзя сделать на красной площади?

Старая загадка из современности. Правильно! Советами замучают. И уяснив это на своей шкуре, понял, страна советов уходит в глубокую древность и не принадлежит большевикам. Который раз в этом убеждаюсь.

'Как-то приперся старший конюх или как его там. Так и не понял, что за пургу он мне понес по поводу, того, что его какая-то зорька, ожеребилась на седмицу раньше, из-за того что я, своим грохотом за стенкой пугаю лошадей. Вода стала горькой, кони отказываются пить, овес не вкусный (они, сами его жрут?)

Посмотрел на это чудо, в человеческом обличии… А как его назвать? Растопыренная борода, из неё торчат во все стороны, толи солома, толи сено. Грязная рубаха до коленок, босиком, с ногами, испачканными до такой степени что непонятно, что это, грязь или ботинки. Невнятная речь, как будто рот полон горячей каши, так ещё цокает при разговоре.